Интервью с Аугустом Дилем

[GRASHUPFER]

АКТЕР АУГУСТ ДИЛЬ: «ТАРАНТИНО НАСТОЛЬКО ПОМЕШАН НА ФИЛЬМАХ, ЧТО ОН УЖЕ САМ КАК ФИЛЬМ!»
ОДИН ИЗ САМЫХ ЯРКИХ НЕМЕЦКИХ АКТЕРОВ ПОСЕТИЛ МОСКВУ.

Фестиваль немецкого кино, который сейчас проходит в Москве, посетил Аугуст Диль. Актер ярко заявил о себе уже первыми же ролями и неоднократно получал различные кинонаграды. Международной публике он в первую очередь известен своими ролями в «Бесславных ублюдках» Тарантино и «Солте» c Анджелиной Джоли. Но это только вершина айсберга: к своим 36-ти годам он снялся в более чем 30 фильмах, не считая работ в театре. Сразу после представления его последнего фильма «В море!» мы перехватили актера, чтобы задать ему несколько вопросов.

Аугуст, ничего, что все пошли фильм смотреть, а мы тут сидим?

Да я его уже два раза смотрел! Первый раз на премьере, а второй… Черт, я не знаю, как так получилось, что я смотрел его дважды! (Смеется.) А, вроде бы второй раз меня привели на него друзья, случайно. (Смеется.)

А каково вообще сидеть и смотреть на свое лицо во весь экран, когда рядом твои знакомые?

Ну, я привык уже, сейчас мы воспринимаем это просто как мою работу, а вот лет 10–12 назад — да-а, очень странное было чувство!

А у тебя есть в Германии друзья актеры или режиссеры, к которым тоже можно сходить на премьеру и посмотреть, чем они там занимались последние полгода?

Да вот хоть Алекс (актер Александр Фелинг. — Interview) из «В море!», мы с ним очень подружились.

А с Томом Тыквером вы знакомы?

Немного.

Посмотрел уже «Облачный атлас»?

Это его новый фильм? Нет, вообще так занят был последние месяца четыре, что пропустил вообще все, что в мире происходит. Только «Джеймса Бонда» видел. На самом деле работа над фильмом не заканчивается, когда заканчиваются съемки, как может показаться. Дубляж, все эти штуки со звуком, потом премьеры, фестивали… В общем, если ты в это ввязался, то затягивает на год так точно. А я еще в театре играю, поэтому времени не очень-то много остается.

Понятно, а расскажи тогда, как ты работал с Квентином Тарантино. Ты ведь не был с ним знаком до «Бесславных ублюдков»?

Все, что я знал о нем до съемок, — это его фильмы. Он ведь вообще не очень-то много снимает, поэтому я к тому времени уже все посмотрел. И тут он вдруг приезжает в Германию на поиски актеров для нового фильма. Я сходил на несколько кастингов, меня взяли, и… ну и все! (Смеется.) Как же звали моего героя?

Его все равно убили, так что уже неважно.

(Смеется.) Хельстром, вот как!

А что ты еще помнишь о фильме, кроме имени своего героя? Каким тебе показался Тарантино?

До этого я был знаком только с его фильмами, а не с ним самим, но как только мы встретились, я понял, что это человек, который настолько помешан на фильмах, что… что он уже сам как фильм! Он невероятно страстный — я имею в виду работу, — знает о кино просто все, что только можно представить. Не могу сказать, что он прямо нерд, но на самом деле почти так и есть! (Смеется.) Но самая главная его черта — это то, что он может этой своей страстью с легкостью заразить всех вокруг. Мне нравится его метод, я много работаю в театре и хорошо понимаю, чем театральный режиссер отличается от режиссера кино. И хотя Квентин вроде как фильмы снимает, но приемы у него, как у заправского театрала. Хотя, может, это только с «Бесславными ублюдками» так было, но в любом случае мне это понравилось. Он как-то сказал — и я хорошо это запомнил, — что он все свои идеи украл у азиатского кино, которое в Америке почему-то никто не смотрит и не знает, так что всем кажется, что он изобретает какие-то новые вещи. Вот это круто, да? И ведь все эти его истории всегда успешны — я не берусь судить, но раз его имя знают все, значит, он чем-то это да заслужил. А вот Токе, режиссер «В море!», — совсем другой человек. Он довольно известен в Германии, но больше его практически нигде не знают, и это вовсе не значит, что он менее талантлив, чем Тарантино.

Ну а чем отличается работа с тем же Токе от работы с Квентином?

Мне сложно судить, потому что в этом фильме у меня одна из главных ролей, а в «Бесславных ублюдках» по сравнению с «В море!» — небольшой эпизод. Хотя мои съемки там заняли три недели, что не так уж и мало. В общем-то, они абсолютно разные режиссеры, потому что, прежде всего, они абсолютно разные люди.

А ты еще в «Солте» снимался с Анджелиной Джоли. Она, ну, суперзвезда, что ли. Это вообще в жизни заметно?

Да, она на самом деле суперзвезда, но я не могу сказать, как это обычно бывает, что в жизни она уж совсем простая — нет, но она невероятно воспитанная, образованная, очень милая, много смеется. И на съемках занимается съемками — очень сконцентрированный на работе человек.

И красивый.

Ну, и это тоже. (Улыбается.)

А после «Солта» был еще фильм — «Кто, если не мы» про протесты в Германии в 1960-х. Как ты готовился к роли? Там такой мощный исторический бэкграунд, надо было хорошенько разобраться в истории.

Это период называется «немецкая осень», и я сразу согласился на роль, потому что меня всегда интересовала история Германии 1960–1970-х, и когда я прочитал сценарий, для меня эти события не были открытием, я уже и так много знал по теме. То есть не то чтобы я открыл сценарий и сразу понял, о чем речь и чем все закончится, но было очевидно, что нельзя пропустить эту работу, потому что она пересекается с областью моих собственных непрофессиональных интересов.

Ты хорошо знаешь, почему тогда все началось, что люди пытались сделать и к чему все это привело. И хотя дело было уже больше 40 лет назад, протесты до сих пор продолжаются. Что ты думаешь о людях, которые выходят на улицы вот сейчас, в современных условиях?

По-моему, самое время что-то наконец предпринять. Понятно, что условия, которые заставляли людей протестовать 50 лет назад в Германии, отличаются от тех, которые выводят на улицы Occupy Wall Street. Но никогда никто, кроме самих людей, не сможет изменить систему.

Ты сам можешь выйти на улицы?

Могу.

И что ты можешь сделать?

Вот когда я смотрел по телевизору новости про Occupy Wall Street, чувствовал, что, живи я там, я бы безоговорочно был в числе протестующих, и для меня было очевидно, что время очень подходящее, именно такое, когда не просто можно, но и нужно на что-то повлиять. Сейчас все как-то улеглось, пошло на спад. И сейчас я не могу сказать, что у меня есть какой-то план.

Ну хорошо, но у тебя большой опыт работы на сцене и в кино, ты постоянно видишь, как работают самые разные режиссеры. Тебе не хотелось самому снять фильм, передать что-то с его помощью, тем более если настало время действовать?

Я часто думаю, что да, неплохо бы, даже присматриваюсь к каким-то сценариям. Многим людям кажется, что они как-то особенно видят некоторые вещи. Я тоже не исключение. (Смеется.) Но сейчас я слишком занят текущими проектами, так что эту затею придется отложить лет на пять.

А вот этот переход из актеров в режиссеры — это рост для актера или просто перемещение в другую плоскость? Или от человека зависит?

Нет, однозначно не рост. Ты просто вдруг понимаешь, что хочешь говорить на другом языке, точнее, другим языком. И ведь самое смешное, что то же самое может произойти с режиссером! Снимаешь фильм, подобрал актеров, они играют, а ты думаешь: «Черт возьми, тоже хочу быть актером!» И не всегда потому, что они плохо играют, а просто потому, что тебе кажется, что ты тоже смог бы что-то такое изобразить.

Вуди Аллен так частенько делает. Да вообще все режиссерские камео отсюда, наверное.

Ну да, режиссерам в этом плане легче переквалифицироваться, чем актерам.

А кто вообще твои любимые режиссеры? Необязательно суперизвестные.

Их очень много, иногда ты даже не знаешь, что есть человек, который настолько близок тебе по духу, как, например, Токо, а потом судьба сводит вас, и ты заносишь его в этот список. С кем-то мне никогда не доведется поработать, но я могу смотреть их фильмы и через них тоже что-то почувствовать, хотя и не так, как если бы мы работали вместе.

А из старых?

Люблю Годара. Но я не фанат! Маля, например, гораздо больше люблю. «Блуждающий огонек» обожаю!

О, ты правда говоришь по-французски!

Ну да, есть немного.

А ты известен у себя на родине?

Ой, это надо у кого угодно спрашивать, только не у меня, я не могу так оценить.

О’кей, ты можешь спокойно пройти по улице?

Ха-ха, не могу — автографы просят, сфотографироваться хотят.

Ну вот видишь, значит, известен. А Кристиан Петцольд? Знаешь его?

Конечно! Он вообще у нас герой, очень популярный. А что, здесь тоже?

Ну, насчет автографов я не уверена, но у нас показывали «Барбару», и вообще он получил «Серебряного медведя», так что кто следит за такими событиями, точно знает.

Ох, «Барбара». Такой фильм.

Я вот, честно говоря, не люблю такие деления, как «берлинская школа», «новая волна», «Догма», «азиатское кино» и все такое. Тебя привязывают к какому-нибудь течению, и тут же исчезает твоя уникальность. Но все равно, если так глобально посмотреть, мы весь кинематограф можем очень условно, но тем не менее поделить на азиатский, европейский и американский. Ты чувствуешь свою принадлежность какому-то из них?

Ну да, довольно грубо, но территориально так и есть. Конечно, из-за происхождения я принадлежу европейской школе, но, как показал мой собственный опыт, время от времени я могу появляться и в американском кино. В то же время практически невозможно представить, чтобы меня взяли хоть на какую-нибудь роль в Гонконг или Японию. Я не могу сказать, что мне очень от этого горько, потому что я все равно не смогу там смотреться органично. Это совсем другая культура, другая эстетика. Когда Тарантино переносит ее на западную реальность, получаются инородные для той культуры вещи, но мне лично очень нравятся эти миксы. Самый крутой исторический пример — 1970-е в американском кино: Европа творила что-то немыслимое, тут и совершенно отдельно стоящий Бергман, и «новая волна», и лучшие фильмы всех времен и народов, а в Америке изначально другие ставки делались, поэтому и кино получалось не такое, как в Европе. И вот в 1970-е американцы понимают, что кроме ужастиков и коммерческих фильмов, можно снимать что-то еще, и начинают использовать чисто европейские приемы. Вот этот период я люблю больше всего.

То есть это был своего рода тренд. А в современном кино ты можешь какие-то тенденции выделить?

Тут такое дело: любой тренд изначально был чем-то авторским. Вот, скажем, ты сшила очень красивую юбку, людям вокруг понравилось, и они пошли и купили себе такие же. То есть ты делаешь это для себя, но это становится популярным, и так начинают делать все. Та же история с авторским и массовым кино: любой лидер проката тоже не просто так им стал. Просто режиссер, продюсер и вся команда либо взяли чью-то крутую, но не очень растиражированную идею, либо это просто…

Франшиза.

(Смеется.) Точно!

А знаешь, мне еще вот что интересно. Недавно мы разговаривали с Киллианом Мерфи, так вот ему тоже 36 сейчас, как и тебе, но дело не в возрасте, понятное дело. Вы как-то ощущаете себя одним поколением, что ли?

(Задумывается.) Знаешь, никогда об этом не думал вообще, но сейчас вдруг понял, что что-то в этом есть. Правда! Мы вроде как одной закалки, да? То есть мы можем никогда не встречаться, ни разу не поработать вместе, жить в разных странах, но чувствовать, что мы из одной связки. Мы с Киллианом знакомы максимум 20 минут — как-то вышли вместе покурить на одном из фестивалей.

Мне кажется, у вас и подход к выбору фильмов чем-то похож.

Я никогда не смотрю на то, кто режиссер, какая страна производит и все такое. Если мне нравится идея и я чувствую, что могу справиться с ролью, даже если она очень сложная, то я в деле. Поэтому я не стремлюсь к голливудской карьере, но очень радуюсь, когда поступают предложения оттуда.

Интервью: Вика Лобанова
Фото: Юлия Майорова

@темы: Фангерлинг, Синематограф, Записки сумасшедшего, Мое излюбленное чтиво, Аугуст Диль