Дневник — это Я, письмо — это Ты.

[GRASHUPFER]

Участники: Руфус Сиксмит и Роберт Фробишер
Место и время: Первое письмо датируется апрелем 1933 года
События:
"Письма из Зедельгема", эпизод первый.

Время не лечит, оно только усугубляет глубокие раны, оставленные расставанием. Чем глубже они, чем сильнее лезвие утомленности монотонными отношениями вонзается в сердце, тем труднее забыть о прекрасных моментах, когда любимый человек, пусть настолько надоевший своей идеальностью, обнимал тебя за плечи, проводил мягкими руками по твоей шее и покрывал поцелуями тонкие губы. И чем длительней это расставание, тем сильнее желание взять перо и написать хотя бы несколько строк возлюбленному.
И эти несколько строк со временем превращаются в целую поэму о любви.

Дорогой Сиксмит.
Глупостью могло показаться мое решение на время забыть о существовании друг друга. Удивительно, как такая мысль вообще пришла в мою голову, но ты же прекрасно понимаешь, что я редко думаю о последствиях. Я пишу тебе, потому что, должен признать, иногда начинаю скучать по твоим нудным утомительным лекциям, на которые ты иногда звал меня, когда заменял тамошнего профессора. Я с приятной тоской вспоминаю сны, посещавшие меня под твой монотонный тихий голос.
Я уверен, ты тоже с завидной периодичностью начинаешь воспроизводить те моменты, когда после своих выступлений перед студентами будил меня, сопящего на галерке, и мы вместе прыгали в трамвай, чтобы до рассвета обнимать друг друга, лежа в постели в номере той старой гостиницы.
Я уверен в этом, потому что знаю: без меня твоя жизнь превращается в самую настоящую серость. Сколько бы ты ни рассказывал мне о красоте атомов и электронов, я продолжаю считать физику самым скучным призванием, которое ты мог для себя выбрать.
Свое убежище я нашел в Реймсе, это на северо-востоке Франции. Я помню, что хотел отправиться в Дюссельдорф, куда ты, я не сомневаюсь, направил уже более десятка писем на мое имя, но не сложилось: знающие люди шепнули, что в Германию пока лучше не соваться. Не знаю, что там происходит, но это явно не покорит мою впечатлительную натуру.
Почему я не добрался до Парижа, спросишь ты? Это пошло, Сиксмит! Банально и пошло. Но на самом деле, суть не в этом: Париж слишком щепетилен, чтобы такой талантливый оборванец, как я, смог выжить там хотя бы неделю. К тому же, "увидеть Париж – и умереть" – это не моя заветная мечта. Реймс в этом плане гораздо проще. Я живу здесь уже больше месяца и пока успешно скрываюсь от уплат.
Писать я пока перестал – но это только пока, и уверяю тебя, за ноты я не сажусь отнюдь не от обуревающей меня лени. К сожалению, в Реймсе фортепиано можно найти только в старых забегаловках, поэтому я уже давно не садился за инструмент. Не пристало мне играть Моцарта ради услады толпы невежд. Наверное, скоро я уеду отсюда – невыносима моя жизнь без музыки.
Сегодня меня в очередной раз погнали из центральной гостиницы. К счастью, дело не дошло до констебля – я успел улизнуть при помощи своего фирменного прыжка в окно. Вывихнул ногу, но сумел доползти до трамвайной остановки и теперь пишу это письмо прямо за столиком небольшого кафе на окраине города.
Я скучаю по Лондону. Скучаю по Темзе, по тому, как мы сидели на мосту, свесив ноги вниз, и беседовали каждый о своем: ты – о своих частицах (право, Сиксмит, мне иногда кажется, что физику ты любишь больше, чем меня), я – о композиторах. Я скучаю по серой Великобритании – Франция совсем на нее не похожа. Нет густого утреннего тумана, нет сырости – город преисполнен этой дешевой сахарной элегантности. А еще англичан здесь считают чопорными снобами, но мы же с тобой знаем, что это не так?
Твой Р.

— — — —

Роберт.
Если ты боишься того, что где-то в блаженной Германии сейчас не могут найти тебя мои письма, ты, к сожалению, ошибаешься. Я всё ещё внемлю твоей просьбе не досаждать, так что эта весточка от тебя - первая попытка возобновить нашу бесконечную беседу с тех самых пор, как холодным февральским вечером посыльный забрал твои нотные тетради. К слову, придётся заметить, что ему не удалось вынести из моей квартиры все следы твоего пребывания: в шкафу лежат несколько твоих рубашек (я сносил их в чистку и погладил, не беспокойся о сохранности) и жилетка, а на полях своих книг я всё ещё нахожу беглые записи. Пробовал их расшифровать. Подозреваю, что ты пользуешься клинописью: мне никогда не был понятен язык нот, и все сделанные чернилами или карандашом записи для меня - китайская грамота. Неужели потом из этих символов рождается музыка?
Слава моим терпеливым понимающим соседям: они вытащили это одинокое письмо из почтового ящика и отправили мне. Стараниями ректора я покинул ненадолго холодный серый Лондон и отправился в путешествие ещё дальше, чем ты. Не удивлюсь, если в Англии не прекращаются дожди, но я сейчас наслаждаюсь солнцем Севильи. Не удивляйся этому и не вздёргивай свои чёрные брови: Испания меня никогда не привлекала, но это было единственное, что сделал для меня в благодарность университет, хотя я до сих пор недоумеваю, что такого для них сделал. Разве что помог нескольким лоботрясам не вылететь на экзаменах.
Скоро меня ждёт поездка по Кастилии. Не думаю, что задержусь здесь дольше, чем до конца месяца. Всё же я не знаток культуры, а за иными целями в такие путешествия ездить, кажется, бесполезно. Ты бы, возможно, оценил, но меня местный колорит утомляет.
Как скоро ты вернёшься в Англию? Не то чтобы меня слишком тяготили твои рубашки, просто любопытно, когда же твоя ностальгия достигнет апогея.
Р.С.

— — — —

Мой дорогой Сиксмит.
От сухости и лаконичности твоего письма я начал задаваться вопросом: ты ли это? Или кто-то другой решил пошутить надо мной, делая вид, что ты больше не испытываешь ко мне чувств? Я ожидал пылких речей о том, как тебе тоскливо без меня, как ты скучаешь, сидя в своем потрепанном кресле напротив мутного окна. А ты, оказывается, решил развеяться на берегах теплой Испании.
Что ж, я очень за тебя рад.
Спасибо, что хотя бы ответил на мое письмо, пусть это и случилось не так скоро, как я рассчитывал. Ты долго размышлял над письмом или все-таки просто отложил ответ в долгий ящик? Можешь не отвечать.
У меня все прекрасно. Я все-таки сел за фортепиано и теперь играю в кафе "La rue" за небольшой заработок. Не знаю, интересно ли тебе, насколько это унизительно воспроизводить "Вальс до минор" Шопена для ничего непонимающей публики. Будь моя воля, я бы навсегда запретил этих олухам посещать культурные мероприятия – одно лишь их присутствие оскорбляет каждую ноту произведения.
Зато, пока я играю, у меня есть крыша над головой. Именно крыша – живу я на чердаке. Все, кто говорит, что здесь могут создаваться magnum opus, - простофили, потому что невозможно написать и строчки, когда потолок постоянно протекает, а предыдущий обитатель помещения прикормил голубей, да так, что теперь те каждое утро барабанят в мое окно, требуя пищи. Наглые птицы. Мне самому иногда приходится экономить.
Нет, я не жалуюсь, можешь даже не читать все, что я пишу – тебя это, наверняка, не особо волнует.
О возвращении в Англию я пока не думал. Разве есть какой-то смысл туда возвращаться сейчас? Меня встретит лишь тоска и разочарование – даже ты не ждешь.
Я рад, что мои рубашки ты не отправил в мусорный бак сразу после того, как я возвестил о нашем временном расставании. Я сейчас, кстати, как это ни забавно, одет в ту самую белую сорочку, которую ты одолжил мне перед экзаменом в академии. Ну, ты помнишь? С перламутровыми пуговицами. Одна пуговица безвозвратно утеряна – видимо она оторвалась в поезде, когда я прятался от кондуктора.
Твое письмо я вложил в нотную тетрадь – не потеряется.
Роберт.

— — — —

Роберт.
В следующий раз тебе следует попросить почтового работника написать предупреждение на конверте о том, что письмо содержит опасное для жизни количество желчи.
Что это? Роберт Фробишер обижен? Кажется, теперь моя очередь удивляться. Странно получать от тебя упрёки после того театрального представления, что ты устроил в наш последний вечер в Кембридже. Позволь напомнить тебе, что отнюдь не я уверял в необходимости отдохнуть друг от друга и настоятельно просил не искать встречи. Ждать, что я стану преследовать тебя и при первом же зове распахну свои объятия? Ты как никогда самоуверен. Это на тебя как раз похоже.
Мой переход через Кордильеры прошёл успешно. В дороге меня приняли в свою компанию несколько молодых поэтов - удивительные молодые люди с самых разных концов света, объединённые лишь любовью к поэзии... и друг к другу. Они ещё совсем юны и преисполнены вдохновения и надежд, рядом с ними я чувствую себя почти стариком. почти как рядом с тобой в те мгновения, когда ты вёл себя как сущее дитя.
Кастилия и Леон были ко мне радушны, и мы получили огромное удовольствие от путешествия. Отсюда, из Ла-Коруньи мои спутники повернут на восток в Бискайю, но я не отправлюсь с ними. Я пробуду здесь ещё немного. Мне нравится быть здесь, даже такой недотёпа как я проникается трепетом перед постройками времён Римской империи. Поэты рассказывают мне о том, что здесь жил раньше какой-то Пикассо. Не знаешь, кто это?
Я намерен через некоторое время повторить путь назад и посетить Кордову, откуда уже точно отправлюсь домой, в Англию. Не знаю только, как скоро: дурной знак, Испания рискует мне понравиться. Но ты ошибаешься, если считаешь, что я беспечно здесь прохлаждаюсь. Безделье меня гнетёт, а крикливая стая беспорядочных мыслей кружит в голове, не оставляя в покое ни на минуту. Мои молодые знакомые рассказывают мне кучу историй, которые вылетают из головы почти мгновенно. Мои мысли далеко от них, и от Испании. Спасибо, что постарался.
Перечитываю твоё письмо - сплошь упрёки. Дописываю эти строки ночью под звуки любви, доносящиеся из соседней комнаты. Боюсь, что ты всё ещё смертельно обижен, хотя знаешь в глубине своего сердца, что я всегда буду тебя ждать.
P.S. Если у тебя действительно такие трудности, быть может, я могу чем-то тебе помочь?
Твой Р.С.

— — — —

Мой милый Сиксмит.
Как это похоже на тебя – принимать все близко к сердцу. Когда я писал тебе первое письмо, я надеялся, что до тебя дойдут строки о том, как я скучаю по тебе, и, признаться, ожидал, что ты ответишь мне взаимностью. Язвительность не к лицу тебе, Сиксмит. Я сквозь бумагу ощущаю, как в негодовании колеблются струны твоей души. Ах, как глупо и избито звучат эти слова. Не обращай внимания, сегодня я сильно устал – бежать через весь город, чтобы получить от тебя ответ, а потом, не дожидаясь трамвая, мчаться обратно – это утомляет.
Очень приятно слышать, что ты хорошо проводишь время в компании своих новых друзей. Надеюсь, с ними ты находишь больше тем для разговоров, чем со мной, все-таки всем понятные слова, пусть и сложенные в запоминающиеся куплеты при помощи обыкновенного ритма, для тебя гораздо доступнее, чем мои крючковатые ноты.
Зря беспокоишься обо мне, Сиксмит. Прошлой ночью я почти выиграл куш в местном казино – это, на самом деле, не то казино, которое ты себе только что представил, осуждающе хмуря брови. Всего лишь обычный паб с несколькими столами, на которых пьяницы играют в покер. Я просадил немало денег, но все-таки там же и сумел заработать на обратную дорогу. Кроме того, выпил за счет одного француза, так что, как видишь, у меня не все так плохо, как ты себе вообразил.
На прошлой неделе фортепиано в кафе отдали в качестве оплаты за аренду, так что теперь я по утрам езжу на велосипеде и развожу почту. Ты сейчас наверняка думаешь: "Как низко ты пал, Роберт". Прошу, не волнуйся за меня, это лишь временные трудности. Я нашел хорошего спонсора, который иногда помогает мне материально.
Я говорил, что твоя душа похожа на камертон? Она резонирует, отвечает ясным чистым звуком в ответ на любые мои неприятности. Сколько раз я просил у тебя денег? И сколько раз обещал вернуть все до последнего пенни, а ты даже не начинал никогда разговора о долгах? Это даже приятно, признаться честно. Все еще чувствую, что кому-то не безразличен.
Твой Роберт.

— — — —

Фробишер,
ты просто безответственный свинтус. Хоть ты и просил не заводить разговора о твоём отце, он бы слёг с сердечным приступом, прознай о твоих злоключениях. Не могу поверить, что ты считаешь возможным работать почтальоном - куда подевалась твоя гордость? Я тебя не узнаю, и это меня пугает.
Как можно так наплевательски к себе относиться? Не отпирайся и не отнекивайся. Я высылаю тебе денег. Знаю, что ты скорее всего их промотаешь, но тешу себя надеждами, что ты хоть малую их часть используешь с умом. Прошу тебя как друга, не играй на них в карты прояви уважение и будь осторожен с французскими мошенниками: тебя никто не сможет спасти, если тебе саданут нож под сердце.
Я схожу с ума, когда думаю о том, что тебе приходится терпеть. По-иному теперь смотрю на твоё положение, и моё скудное воображение с невероятной для себя экспрессией рисует мне страшные картины того, как ты ютишься с крысами среди рухляди и тряпья.
Что за спонсор, Роберт? Зная твоё профессиональное неумение разбираться в людях, почти уверен, что ты связался с каким-нибудь проходимцем.
Ты спишь с ним?
Я не поеду в Кордову. Через несколько дней прибудет пароход, который доставит меня в Англию. Оттуда я смогу связаться с тобой. Умоляю, не делай глупостей.
Р.С.

— — — —

Сиксмит. Мой дорогой Сиксмит.
Спасибо за помощь, деньги я получил в целости и сохранности. Они все ушли на уплату долгов, но в этом есть и плюсы – теперь я не оглядываюсь по сторонам, опасаясь, что за мной по пятам следуют какие-то костоломы. Ты же знаешь, какие хрупкие у меня кости.
Не бери в голову, я просто тебя дразню. В который раз повторяю тебе, что у меня все в порядке. У тебя слишком бурная фантазия – крыс на моем чердаке нет. И летучих мышей тоже. Есть только назойливая хозяйка, каждое утро вопящая на меня за то, что я много курю в ее доме, но если сравнивать ее с тобой, она явно проигрывает в этом соревновании "чей укор во взгляде быстрее устыдит Фробишера". Ты вне конкуренции.
Уже подходит к концу май, и, чем быстрее приближается знойное лето, тем холоднее мне становится на душе. Помнишь ту звездную ночь под темным небом Корсики, мой милый Сиксмит? Каждую ночь мне снится, будто это происходит наяву, как мы с тобой после долгой разлуки вновь возвращаемся в наше укромное место и, не отрывая друг от друга взгляда, все ночь напролет молчим.
Тишина прекрасна, Сиксмит. Только здесь, в этом отвратительно сладком и кошмарно шумном городе я стал ценить моменты молчания. Перед сном, помнишь? Перед сном мы лежали, уткнувшись друг в друга, и не произносили ни слова. Ты любил это молчание. Любишь ли сейчас?
Я слишком хорошо знаю тебя, чтобы с уверенностью сказать, что прошлое письмо ты изорвал на мелкие клочки и сжег. Ты был в бешенстве? Когда мы были еще совсем юными, я любил изводить тебя, чтобы ты приходил в ярость – это создавало некоторую пикантность в наших отношениях. Хотел бы я видеть тебя. Но я не хочу, чтобы ты трепал свои нервы из-за тех глупостей, что я пишу тебе сейчас.
Этого "спонсора" зовут Жан. Он часто посещает кафе, в котором я раньше играл, так что видимся мы почти регулярно. Сплю ли я с ним? Сиксмит, я не стану отвечать на этот вопрос, слишком уж я ценю твою душу, чтобы омрачать ее ответами.
Ты, наверное, уже в Кембридже. Я отправлю письмо по твоему английскому адресу, чтобы оно не потерялось.
Р.Ф.

— — — —

Мой дорогой Роберт.
Ты рассчитал правильно, послание терпеливо ждало меня, пока я изводил себя на корабле.
Ну зачем ты лжёшь? Ты совсем не ценишь мою душу, раз с таким цинизмом заставляешь меня вспоминать о минутах, которые я с самой зимы пытаюсь стереть из памяти. Прошу, если решишь впредь писать мне об этом - крепко подумай.
Впрочем, наверное будет лучше, если ты совсем не станешь мне писать. Незнание лучше тех жалких эпизодов твоей новой жизни, которые ты бросаешь мне, как кусок мяса изголодавшейся собаке. Я вышлю тебе ещё денег, но это всё, что я могу сделать. Больше у меня нет.
Я вымотан долгой дорогой, а твоё письмо отняло у меня остаток сил. Я возвращаюсь к своей работе, может быть, сейчас это самое разумное, что я могу предпринять.
Надеюсь, у тебя всё сложится, пусть даже без меня.
Р.С.

— — — —

Дорогой Сиксмит.
Если бы я мог отложить перо и забыть твой адрес – я бы перестал тебе писать. Но ты настолько въелся в мою память, что ударь меня кто-нибудь по голове камнем, я бы запросто нашел дорогу к твоей квартире.
Мне больно слышать, что ты более не хочешь получать от меня вестей. Я подумывал вернуться, но сейчас, когда строки, написанные твоей рукой, не покидают моей головы, я не в силах даже купить билета на те деньги, которые ты мне прислал. Спасибо тебе за эту помощь. Сейчас она как нельзя более кстати.
Ты не мог бы навестить в школе моих сестер? Маргарет писала мне, но я не могу ответить ей. Ты же знаешь, какая она ранимая. Если ты расскажешь ей про меня что-нибудь хорошее, я вовек не забуду и буду должен тебе до гробовой доски.
Я все-таки купил билет на Корсику, мой дорогой Сиксмит. Утром отправлюсь. Я поживу там с неделю.
Твой Р.Ф.

— — — —

Письмо не отправлено.
Дорогой Роберт.
Я навестил твою младшую сестру. Она удивительна, проведённый с ней день - лучшее, что случилось со мной в последние полгода. Маргарет настоящее чудо, кажется, с тех пор, как я увидел её впервые, она всё хорошеет и хорошеет. Мы сидели в кафе, и я так напичкал её мороженым, что боюсь, как бы она теперь не простыла. На том свете мне это припомнят.
Я рассказал ей о том, что ты добился успеха во Франции. Что билеты на твои концерты раскупают как горячие пирожки, и что ты наконец-то счастлив. Она звала меня "дядя Сиксмит" и спрашивала, буду ли я ещё приходить. Глядя на её блестящие карие глаза и тёмные мягкие кудряшки, я не смог сказать, что хотел бы вычеркнуть её и её брата из своей жизни. Когда я уклонился от ответа, Маргарет сняла с моего рукава блестящую запонку и спрятала в кармашек. Сказала, что хочет, чтоб с ней осталось что-то от меня.
Я ещё много чего наврал ей, но клянусь, что она выглядела такой радостной, что я не мог остановиться. Видеть её улыбку было столь же прекрасно, сколь больно.
Я не умею пить и знаю, что ты не выносишь, когда я пьян. Но когда я проводил Маргарет на автобус, я напился так, что только чудом не размозжил себе голову где-нибудь об угол квартиры. Даже не из-за того, что так бессовестно лгал твоей сестре. Из-за тебя, Роберт, из-за одного тебя. Один Бог, в существовании которого я сильно сомневаюсь, может знать, насколько я хочу тебя разлюбить.
Наверное, я ещё не протрезвел окончательно, хотя прошли уже сутки с тех пор, как я проснулся с тяжким болезненным похмельем в луже собственной рвоты. Только сейчас понимаю, что пишу в пустоту, потому что не понимаю, по какому адресу отправлять это письмо. Не могу вспомнить, когда получил прошлое послание от тебя - на Корсике ли ты ещё? Если так, то у меня совсем немного времени, чтобы
Следующее слово обрывается на половине и неразборчиво.

@темы: Бен Уишоу, Записки сумасшедшего, Мое излюбленное чтиво, Джеймс Д'Арси, Ролевые игры